Игорь Шафаревич

РУСОФОБИЯ

(Сокращенный вариант)

5. СОВРЕМЕННЫЙ ВАРИАНТ "МАЛОГО НАРОДА"

Какие есть основания считать, что этот же феномен "Малого Народа" проявляется в нашей стране? Прежде всего, конечно, та литература, которую мы разбираем. В ней представлен весь стандартный комплекс представлений "Малого Народа": вера в то, что будущее народа можно, как механизм, свободно конструировать и перестраивать; в связи с этим — презрительное отношение к истории "Большого Народа", вплоть до утверждения, что ее вообще не было; требование заимствовать в будущем основные формы жизни со стороны, а со своей исторической традицией порвать; разделение народа на "элиту" и "инертную массу" и твердая вера в право первой использовать вторую как материал для исторического творчества; наконец, прямое отвращение к представителям "Большого Народа", их психологическому складу. И эти черты выражены в современном нам "Малом Народе" не менее ярко, чем в его предшествующих вариантах. Например, нигде раньше не встречался такой яркий символ господства "Малого Народа" над "Большим Народом", как модель оккупации, предложенная Яновым. А тонкий образ Померанца: "…место интеллигенции всегда на полдороге… Духовно все современные интеллигенты принадлежат диаспоре. Мы всюду не совсем чужие. Мы всюду не совсем свои", прекрасно передает мироощущение "людей без корней", составляющих "Малый Народ".

Часто изречения из литературы современного "Малого Народа" настолько совпадают с мыслями их предшественников, что кажется, будто одни других цитируют. Особенно это поражает при сопоставлении современного "Малого Народа" с его предшественником 100-120-летней давности, сложившимся внутри либерального, нигилистического, террористского и революционного движения в нашей стране. Ведь это действительно странно: в литературе современного "Малого Народа" можно встретить мысли — почти цитаты из Зайцева, Чернышевского или Троцкого, хотя в то же время его представители выступают как убежденные западники-демократы, полностью отрицающие идеалы и практику "революционного века" русской истории, относя все это к традиции "русского тоталитаризма".

Так, Зайцев и Шрагин, отделённые друг от друга веком, совершенно единодушно признают, что в отношении всего народа рамки демократии "чересчур узки". "Рабство в крови их", — говорит Зайцев, а Померанц повторяет: "холуйская смесь злобы, зависти и преклонения перед властью".

И если вдова поэта О. Мандельштама Н. Я. Мандельштам в своих воспоминаниях, осуждая тех, кто уходит от борьбы за духовную свободу, писала: "Нельзя напиваться до бесчувствия… Нельзя собирать иконы и мариновать капусту", а Троцкий (в "Литературе и революции") называл крестьянских поэтов (Есенина, Клюева и др.) "мужиковствующими", говорил, что их национализм "примитивный и отдающий тараканами", то ведь в обоих случаях выражается одно и то же настроение. Когда Померанц пишет:

"Интеллигенция есть мера общественных сил — прогрессивных, реакционных. Противопоставленный интеллигенции, весь народ сливается в реакционную массу",

то это почти повторение (интересно, сознательное или невольное?) положения знаменитой Готской программы:

"По отношению к пролетариату все остальные классы сливаются в одну реакционную массу".

Очевидно, что здесь не только совпадение отдельных оборотов, мыслей. Ведь если отжать основное ядро литературы современного "Малого Народа", попытаться свести ее идеи к нескольким основным мыслям, то мы получим столь знакомую концепцию "проклятого прошлого", России "тюрьмы народов"; утверждение, что все наши сегодняшние беды объясняются "пережитками", "родимыми пятнами" — правда, не капитализма, но "русского мессианства" или "русского деспотизма", даже "дьявола русской тирании". Зато "великодержавный шовинизм" как главная опасность — это буквально сохранено, будто заимствовано литературой "Малого Народа" из докладов Сталина и Зиновьева.

Вот ещё одно конкретное подтверждение. Шрагин заявляет, что он не согласен, будто сознание нашего народа покалечено обработкой, цель которой была — заставить стыдиться своей истории, забыть о ее существовании, когда Россия представлялась "жандармом Европы" и "тюрьмой народов", а история ее сводилась к тому, что "её непрерывно били".^[14]

Время, когда это делалось, всеми забыто, говорит он. "Попробовал бы кто-нибудь протащить через современную советскую цензуру эти слова — "жандарм Европы", отнеся их хотя бы к русскому прошлому".

Но сам на той же странице пишет:

"Была ли Россия "жандармом Европы"? — А разве нет? Была ли она "тюрьмой народов" — у кого достанет совести это отрицать? Били ли ее непрерывно за отсталость и шапкозакидательство? — Факт".

Значит, "время, когда это делалось", — совсем не забыто, прежде всего самим Шрагиным. Сменился только солист — перед нами как бы хорошо отрепетированный оркестр, в котором мелодия, развиваясь, переходит от одного инструмента к другому. А в то же время нам-то рисуют картину двух антагонистов, двух путей, друг друга принципиально исключающих. И представляется нам только выбор между этими двумя путями — ибо третьего, как нас уверяют, — нет. Опять та же, хорошо знакомая ситуация!

Никогда, ни при каком воплощении "Малого Народа" такая полная убежденность в своей способности и праве определять жизнь "Большого Народа" не останавливалась на чисто литературном уровне. Так, Амальрик уже сравнивает теперешнюю эмиграцию с "эмиграцией надежды", предшествующей 1917 году. И конечно, можно не сомневаться, что в случае любого кризиса они будут опять здесь в роли идейных вождей, муками изгнания выстрадавших свое право на руководство. Недаром так упорно поддерживается легенда, что все они были "высланы" или "выдворены" — хоть и долго обивали пороги ОВИРа, добиваясь своей визы.

Другое указание на наличие некоторого слоя, проникнутого элитарными, кружковыми чувствами, не стремящегося войти в контакт с основными социальными слоями населения, даже отталкивающегося от них, можно, мне кажется, извлечь из наблюдения над нашей общественной жизнью, из различных выступлений, заявлений и т.д. Я имею в виду ту их удивительную черту, что уж очень часто они направлены на проблемы МЕНЬШИНСТВА. Так, вопрос о свободе выезда за границу, актуальный разве что для сотен тысяч человек, вызвал невероятный накал страстей.^[15] В национальной области судьба крымских татар вызывает куда больше внимания, чем судьба украинцев, а судьба украинцев — больше, чем русских. Если сообщается о притеснениях верующих, то говорится гораздо больше о представителях сравнительно малочисленных религиозных течений (адвентистов, иеговистов, пятидесятников), чем православных или мусульман. Если говорится о положении заключенных, то почти исключительно политзаключенных, хотя они составляют вряд ли больше 1% общего числа. Можно подумать, что положение меньшинства реально тяжелее. Это совершенно неверно: проблемы большинства народа никак не менее острые, но, конечно, ими надо интересоваться; если их игнорировать, то их как бы и не будет. И пожалуй, самый разительный пример — заявление, сделанное несколько лет назад иностранным корреспондентам, что детям интеллигенции препятствуют получать высшее образование (было передано по нескольким радиостанциям). В то время как для детей интеллигенции, особенно в крупных городах, возможность поступления в высшую школу, наоборот, больше, чем для остальных из-за внушенной в семье установки, что высшее образование необходимо получить, из-за большей культурности семьи, компенсирующей недостаточный уровень средней школы, из-за возможности нанять репетиторов. Каким позором было бы такое заявление в глазах интеллигенции прошлого века, считавшей себя в долгу перед народом! Теперь же задача — вырывать своим детям места за счёт народа.

Ещё один знак, указывающий в том же направлении, — это "культ эмиграции". То внимание, которое уделяется свободе эмиграции, объявление права на эмиграцию "первым среди равных" прав человека — невозможно объяснить просто тем, что протестующие хотят сами уехать, в некоторых случаях это не так. Тут эмиграция воспринимается как некий принцип, жизненная философия. Прежде всего как демонстрация того, что "в этой стране порядочному человеку жить невозможно". Но и более того, как модель отношения к здешней жизни, брезгливости, изоляции и отрыва от нееё. (Ещё Достоевский по поводу Герцена заметил, что существуют люди так и родившиеся эмигрантами, способные прожить так всю жизнь, даже никогда и не выехав за границу.) Насколько эта тема деликатная и болезненная, показывают следующие два примера.

1. На одной пресс-конференции была высказана мысль, что эмиграция все же не подвиг, в уезжают люди, порвавшие духовные связи со своей родиной, которые поэтому уже вряд ли способны внести большой вклад в ее культуру. Опровержения и протесты так и посыпались в западной и эмигрантской печати, по радио… Один живущий здесь писатель написал громадную статью в известную французскую газету "Монд", в которой, в частности, утверждал, что "отрыв от родины" — всегда подвиг и что "мы(?), оставшиеся, благословили уехавших".

2. Выходящий в Париже на русском языке журнал "Континент" в своем первом номере, где предлагается программа журнала и прокламируется его намерение говорить от имени "Континента Восточной Европы", публикует статью одного из его организаторов и влиятельного члена редколлегии А. Синявского^[16] (под псевдонимом Абрам Терц). "Сейчас на повестке дня третья эмиграция", — пишет автор. Понимает он её широко. "Но все бегут и бегут" — не только люди, например, она совпадает с тем, что "уходят и уходят из России рукописи". А кончается статья картиной:

"Когда мы уезжали, а мы делали это под сурдинку, вместе с евреями, я видел, как на дощатом полу грузовика подпрыгивают книги по направлению к таможне. Книги прыгали в связке, как лягушки, и мелькали названия: "Поэты Возрождения", "Салтыков-Щедрин". К тому времени я от себя уже все отряс. Но они прыгали и прыгали (…). Книги тоже уезжали…

Я только радовался, глядя на пачки коричневых книжек, что вместе со мной, поджав ушки, уезжает сам Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.

Мы уезжали навсегда. Все было кончено и забыто. (…) Даль была открыта нашим приключениям. А книги прыгали. И сам, собственной персоной, поджав ушки, улепетывал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин".

Это какой-то гимн эмиграции, апофеоз бегства: сам автор "все от себя отряс", для него "все было кончено и забыто", но этого мало — бегут не только люди, но и рукописи, книги и даже "улепётывают" великие русские писатели — Русская Литература.

И ту же психологию "Малого Народа" мы все время можем наблюдать в нашей жизни. Популярные певцы, знаменитые рассказчики — из магнитофонов, телевизоров, с подмостков эстрады — вдалбливают в головы образ русского — алкоголика, подонка, "скота с человеческим лицом". В модном театре с репутацией либеральности идет пьеса из русского прошлого. Понимающая публика тонко переглядывается: "как смело, как остро подмечено, как намекает на современность, действительно — в этой стране всегда так было и быть иначе не может". В кино мы видим фильмы, в которых наше прошлое представляется то беспросветным мраком и ужасом, то балаганом и опереткой. Да и на каждом шагу можно натолкнуться на эту идеологию. Например, в таком стишке, в четырех строках излагающем целую концепцию революции:

Как жаль, что марксово наследство

Попало в русскую купель,

Где цель оправдывает средства,

А средства обо…ли цель.

Или в забавном анекдоте о том, как два червя — новорожденный и его мама — вылезли из навозной кучи на белый свет. Новорожденному так понравилась трава, солнце, что он говорит: "Мама, зачем же мы копошимся в навозе? Поползем туда!" — "Тсс, отвечает мама, — ведь это наша Родина!" Сами такие анекдоты не родятся, кто-то и зачем-то их придумывает!

Изложенные выше аргументы приводят к выводу: литературное течение, рассматривающееся в этой работе, является проявлением идеологии "Малого Народа", отражением его войны с "Большим Народом".

Такая точка зрения объясняет все те черты этой литературы, которые мы отмечали на протяжении нашей работы: антипатию к России ("Большому Народу"), Русской истории; раздражение, которое вызывает любая попытка взглянуть на жизнь с русской национальной точки зрения; настойчивое требование идейно порвать с нашим прошлым и конструировать будущее, не обращаясь к своему историческому опыту. Здесь оказывается особенно уместным образ Кошена: лилипуты ползут на связанного Гулливера, осыпают его отравленными стрелами…

Этот вывод порождает, однако, сразу же другой вопрос: из кого состоит этот "Малый Народ", в каких слоях нашего общества он обитает? В настоящем параграфе мы проделаем только подготовительную работу, рассмотрев термины, которыми пользуются сами идеологи "Малого Народа", когда они говорят о социальных слоях, с которыми себя отождествляют. Таких терминов, хоть сколько-нибудь конкретных, употребляется два: "интеллигенция" и "диссидентское движение".

Безусловно, авторы рассматривавшихся нами работ являются людьми "пишущими" и поэтому относятся к интеллигенции в любом понимании этого слова. Точно так же те, к кому они обращаются, — это читатели самиздата или люди, способные доставать выходящие на Западе русские журналы, и, вероятно, также принадлежат к интеллигенции. Поэтому правдоподобно, что наш "Малый Народ" составляет какую-то часть интеллигенции. Однако отождествлять его со всем сословием "образованных людей", например "лиц с высшим образованием", — нет никакого основания. Жизненные взгляды миллионов учителей, врачей, инженеров, агрономов и т.д. совершенно иные. Но, к сожалению, мы унаследовали еще от ХIХ века дурную привычку рассматривать интеллигенцию только как единое целое. Примером такого глобального суждения была концепция "интеллигенции, противопоставившей себя народу". Если эта суждение принимать точно, то от интеллигенции надо бы отчислить славянофилов, Достоевского, Соловьева, Мусоргского (да и почти всю русскую музыку), Менделеева (который из-за своих националистических, консервативных убеждений даже не был избран академиком). А ведь они для кого-то писали, имели своих читателей и слушателей — не окажется ли, что большинство интеллигенции к ней не принадлежит? В русской публицистике к интеллигенции часто применяли термин "орден" (П. Анненский, Ф. Степун, Н. Зернова). Например, Анненский писал:

"Интеллигенция представляет собой как бы воюющий орден, который не имеет никакого письменного устава, но знает всех своих членов, рассеянных по нашей земле, и который по какому-то соглашению всегда стоял поперек всего течения современной жизни".

Очень странно было бы применять этот образ к земским врачам, учителям гимназии или инженерам. Не естественно ли предположить, что авторы имели в виду некоторый очень специфический круг внутри образованной части общества, весьма напоминающий "Малый Народ"? Интересно посмотреть, как этот вопрос трактуется в известном сборнике "Вехи", имеющем подзаголовком "Сборник статей о русской интеллигенции". П. Струве оговаривается, что он имеет в виду не всю интеллигенцию, но определенную ее часть, которой свойственно "безрелигиозное отщепенство от государства" — черта, очень подходящая к характеристике "Малого Народа". Бердяев в начале статьи упоминает, что он имеет в виду "кружковую интеллигенцию" и даже предполагает для нее новый термин: "интеллигентщина". Он говорит: "странная группа людей, чуждая органическим слоям русского общества". Характеристика Гершензона: "сонмище больных, изолированных в своей стране". Франк называет интеллигента "воинствующим монахом нигилистической религии безбожья", интеллигенция — "кучка чуждых миру и презирающих мир монахов".

Сборник "Вехи" вызвал бурную реакцию либеральной части интеллигенции. Как ответ появился сборник "Интеллигенция в России", в котором участвовали видные представители этого направления: Ковалевский, Милюков, Туган-Барановский и др. Как же толкуют термин "интеллигенция" они? Милюков считает "интеллигенцию" ядром "образованного класса", "ей принадлежит инициатива и творчество". Характеризуя ее, он пишет: "Русская интеллигенция почти с самого своего возникновения была антиправительственна", у нее "сложился свой патриотизм государства в государстве, особого лагеря, окруженного врагами". Он отмечает "эмигрантское настроение" интеллигенции. Овсянико-Куликовский пишет об интеллигенте-разночинце: "Он относится с величайшим отвращением к историческим формам русской жизни, среди которой он чувствует себя решительным отщепенцем".

Казалось бы, эти черты выделяют какой-то очень узкий, специфический слой или течение. Но иногда авторы совершенно определенно относят их ко всему "образованному обществу". Вопрос "кто же это — интеллигенция?" как-то обходится, на него нет определенней точки зрения. Видно, что авторы сборников имели перед собой очень трудный для определения социальный Феномен. Они смутно чувствовали его уникальность, но даже не поставили задачи о его более точной характеристике. Дальше исчезло и это чувство: укоренилось аморфное, нерасчлененное понятие "интеллигенции", очень искаженно отражающее сложную жизненную ситуацию. Этот штамп, к сожалению, сохранился, дожил до наших дней и мешает правильно оценить нашу действительность. В частности, надо признать, что термин "интеллигенция" дает совершенно неверную интерпретацию интересующему нас "Малому Народу". Но следует помнить, что термин этот тем не менее в литературе самого "Малого Народа" широко используется, и, встречаясь в анализируемой литературе с термином "интеллигенции", мы можем понимать его как "Малый Народ".

Шрагин и Янов (и, кажется, только они) пользуются иногда термином "диссиденты" для обозначения того течения, с которым они себя отождествляют. Термин этот еще менее определенный, чем "интеллигенция". И пущен-то он в обиход иностранными корреспондентами, в нашей жизни очень мало разбирающимися. Но при любом его понимании как раз ни Янова, ни Шрагина диссидентами не назовешь: пока они жили здесь, они были типичными "работниками идеологического сектора". Также не являются диссидентами четыре анонимных (и до сих пор не проявившихся) автора в №97 "Вестника РСХД" и тем более Р. Пайпс.

Другие термины, которые применяет, например, Померанц: "элита", "избранный народ", еще более расплывчаты. Так что, как мне представляется, та терминология, которой пользуются сами идеологи "Малого Народа", не дает возможности этот "народ" сколько-нибудь точно локализовать. Мы должны искать какие-то другие пути для решения этой задачи.

^[1]Приведем самые краткие сведение об авторах тех произведений, которые будут здесь обсуждаться. Г. Померанц — советский востоковед. В сталинское время был арестован. Свои исторические общественные взгляды он излагал в сборниках работ, распространявшихся в Самиздате, а потом изданных на Западе, а также в лекциях и докладах на семинарах. Несколько его статей появилось на Западе в журналах, издаваемых на русском языке.

^[2]А. Амальрик учился на историческом факультете МГУ, потом сменил ряд профессий. Вскоре после опубликования указанной выше работы был арестован и осужден на три года, а когда срок почти отбыл — вторично осужден лагерным судом. После заявления, разъясняющего его взгляды, был амнистирован и эмигрировал.

^[3]Б. Шрагин — кандидат философских наук. Был членом КПСС и даже секретарем своей организации. Опубликовал под различными псевдонимами ряд статей в Самизадате и за границей. За подписи под несколькими письмами протеста был исключен из партии и эмигрировал. В эмиграции участвовал в сборнике "Самосознание" и писал в эмигрантских журналах.

^[4]А. Янов — кандидат философских наук и журналист. До эмиграции был членом КПСС и любимым автором журнала "Молодой коммунист". После эмиграции — профессор университета в Нью-Йорке, советолог. Опубликовал большое число работ в англо- и русскоязычных журналах и газетах.

^[5]Р. Пайпс (Пипес или Пипеш) — выходец из Польши, американский историк. Считается ведущим специалистом по русской истории и советологом. Ближайший советник бывшего президента Рейгана.

^[6]В отличие от Бердяева и повторяющих его мысль цитированных выше авторов современные профессиональные историки, по-видимому, эту концепцию не поддерживают. Обширная литература, посвященная этому вопросу сходится на признании того, что концепция "Москва — Третий Рим" даже в XVI веке никак не влияла на политическую мысль Московского царства, а последние её следы обнаруживаются в XVII веке.

^[7]Мы сохраняем правописание подлинника, хотя речь идёт, по-видимому, о понятии архетипа, принадлежащем К. Юнгу.

^[8]На это много лет назад обратил моё внимание А. И. Лапин.

^[9]По некоторым данным, гораздо больше.

^[10]А. Краснов (А. А. Левитин) — церковный деятель, принимавший в 20-х годах активное участие в движении "обновленцев", направленном на раскол православной Церкви: был секретарем руководителя этого движения А. Введенского. После того как движение "обновленцев" сошло на нет, вернулся в православную Церковь, в связи с его церковной деятельностью был арестован. В 1960-е годы протестовал против массового закрытия церквей при Хрущеве. Был вновь арестован и осужден на 3 года. Отбыв срок, эмигрировал. В нескольких работах развивает идеи объединения христианства с социализмом.

^[11]Л. Плющ — марксист, но критически относящийся к некоторым сторонам советской жизни. Написал несколько работ в этом духе, был членом "инициативной группы по охране прав человека". Был арестован, признан невменяемым и помещен в психиатрическую больницу. Его арест вызвал широкое движение на западе (…) Плющ был освобожден, эмигрировал и продолжает развивать на Западе свои марксистские взгляды.

^[12]Любопытно, что при этом автор как раз сам отстает от развития западной мысли. "Европоцентристская" точка зрения Померанца на Западе в основном преодолена, рассматривается как отражение империализма XIX века и, вероятно, была бы с возмущением отвергнута, если бы ее пытались применить к какой-нибудь африканской стране.

^[13]Генерал Макартур был главнокомандующим американскими оккупационными силами в Японии.

^[14]Хотя, казалось бы, какой это жандарм, если его только и делают, что бьют? Видимо, здесь сказалось желание уязвить Россию сразу двумя аргументами, хотя и противоречащими друг другу.

^[15]А ведь широко дискутируются и более изысканные проблемы: право на свободный выбор месяца эмиграции (на три месяца раньше или позже), право на свободный выбор вызова (по американскому или израильскому вызову эмигрировать?).

^[16]А. Д. Синявский в 60-е годы опубликовал на Западе под псевдонимом Абрам Терц несколько рассказов и повестей. Был судим и осужден на 5 лет. Отбыв 4 года, был амнистирован и эмигрировал. В Париже был одним на организаторов журнала "Континент". Опубликовал несколько книг, из которых прогулки с Пушкиным" имели успех скандала (типичная рецензия: "Прогулки хама с Пушкиным"). Сейчас издаёт в Париже журнал "Синтаксис".

^[17]В. Белоцерковский — недавний эмигрант, участник сборника "Демократические альтернативы" и автор публицистических работ. Живет в ФРГ, возбуждал против нескольких других публицистов процессы по обвинению в антисемитизме (в ФРГ есть соответствующий закон), но не выиграл их.

^[18]М. Г. Меерсон-Аксенов — по образованию историк. Опубликовал в Самиздате и на Западе (частично под псевдонимами) несколько работ. Эмигрировал и окончил в США семинарию. Рукоположен в сан священника Американской Православной Церкви.

^[19]Прошу извинения за пропуск в цитате, но как-то не выписывается грязное ругательство, употреблённое автором.

^[20]Именно этими эмоциями, а не элементарной неграмотностью следует, вероятно, объяснить те грубые логические и фактические ошибки, на которые мы обратили внимание в §2. Неправдоподобно, например, чтобы Янов полагал, будто Белинский — "классик славянофильства". Скорее всего это проявление брезгливого отталкивания, когда и славянофилы и западники одинаково омерзительны.

^[21]Это не пустые слова — его книга пропитана отвращением к России и русским, выплескивающимся почти на каждой странице.

^[22]Вот один из бесчисленных примеров. В передаче от 29 апреля 1979 г. "Голос Америки" начал сводку последних известий с сообщения о том, что четыре еврея, осуждённые в СССР за попытку угона самолёта и теперь амнистированные, прибыли в Израиль. "Их освобождение рассматривается как попытка Москвы добиться расширения советско-американской торговли". Все уже так приучены, что никому не надо объяснять, какое же отношение имеет освобождение четырёх еврейских террористов к советско-американской торговле? И никого не удивляет, что госдепартамент организует пресс-конференции террористам, что их принимают высшие официальные лица США, они выступают в английском парламенте.

^[23]Кажется, его фамилию надо произносить Азев, а не Аз'еф.

^[24]Довольно откровенной попыткой затемнить именно этот аспект екатеринбургской трагедии является недавняя книга двух английских журналистов. Но по другому поводу мы узнаем из нее, что на стенах дома, где произошел расстрел царской семьи, были обнаружены надписи на идиш!

^[25]В. С. Гроссман — советский писатель и публицист, вместе с Эренбургом и Заславским был руководящим пропагандистом сталинского времени. Одновременно, втайне, написал несколько книг, которые были опубликованы после его смерти, в одной из них, "Все течёт", он, сурово развенчивая Сталина и Ленина, очень сочувственно отзывается о Троцком (оттуда и взяты приведенные выше цитаты), в той же книге он утверждает, что вся русская история — это история рабства, что русская душа — тысячелетняя раба, извратившая занесенные с Запада свободолюбивые идеи (хотя в своей официальной публицистике военного времени он говорил совсем другим языком: в русской душе он видел "неистребимую, неистовую силу", "железную аввакумовскую силу, которую нельзя ни согнуть, ни сломить" и т. д.) Таким образом, В. Гроссмана можно рассматривать как предшественника того течения, которое является предметом рассмотрения настоящей работы.

^[26]Автор несколько преувеличивает: партия эсеров образовалась из слияния нескольких организаций, в числе которых был и вышеупомянутый "Союз".

^[27]В судьбе Азева вообще много загадочного. Почему после разоблачения он не был убит, в то время как партия казнила за гораздо меньшие проступки, только попытки предательства (например, Гапона)? Считалось, что он скрывается, но Бурцев нашел его и взял у него интервью! Азев умер своей смертью в 1918 г. Трудно придумать иное объяснение чем то, что руководство партии знало о его сотрудничестве с властями и санкционировало его на определенных условиях.

^[28]III книга Ездры не входит в еврейский канон: она относится к течению еврейской апокалиптики. Считается, что начало и конец есть вставки христианского переписчика, а центральная часть (откуда взяты цитаты) воспроизводит первоначальный иудейский материал (см., напр. "Библейский словарь" Дж. Гастингса).

^[29]Автор, по-видимому, совершенно на чувствует иронии того, что он обвиняет в "порывах ненависти" кого-то другого, хотя его самого в этом вряд ли можно превзойти.

^[30]Конечно, живущие здесь, в окружении русских, авторы не всегда могут себе позволить такой силы выражений, как в произведениях эмигрантской литературы, процитированных в предыдущих параграфах. Обычная форма такова, что можно еще и поспорить: это пьяница, хулиган, тупой чинуша вообще не только русский. Но говор-то у них чисто русский. И имена — коренные русские сейчас даже редко встречающиеся. А ведь, например, Галичу (Гинзбургу) куда лучше должен был бы быть знаком тип пробивного, умеющего втереться в моду драматурга и сценариста (совсем не обязательно такого уж коренного русака), получившего премию за сценарий фильма о чекистах и приобретающего славу песенками с диссидентским душком. Но почему-то этот образ его не привлекает.

^[31]Клака — люди, нанятые для аплодирования артистам или освистывания их, чтобы создать впечатление успеха или провала спектакля. — Ред.